Борис Вишневский: Ветер вернется. Памяти Владимира Буковского, человека, который не боялся

В 17 лет исключенный из школы за издание рукописного журнала, в 19 лет — отчисленный из университета за организацию знаменитых собраний молодежи в Москве у памятника Маяковскому, в 21 год — впервые арестованный, признанный невменяемым и отправленный на принудительное лечение в психбольницу, Буковский, заявлявший о «биологической несовместимости» с советской властью, оказался одной из жертв пресловутой «карательной психиатрии». И, пройдя множество кругов этого ада, сумел предать международной огласке такие подробности этой «психиатрии», используемой для политических репрессий, что Всесоюзное научное общество невропатологов и психиатров было вынуждено выйти из Всемирной психиатрической ассоциации под угрозой неминуемого и позорного исключения.

В 1976 году произошел знаменитый обмен — отбывавшего срок после четвертого ареста Буковского обменяли на лидера чилийской компартии Луиса Корвалана.

Частушку, сочиненную другим диссидентом — Вадимом Делоне, одним из тех, кто в августе 1968 года вышел на Красную площадь («Обменяли хулигана / На Луиса Корвалана / Где б найти такую ***** / Чтоб на Брежнева сменять?»), тогда повторяла чуть ли не вся страна.

Впрочем, когда осенью 2007 года в Петербурге мы впервые встретились с Буковским, он говорил, что этой частушкой его немного утомили — подавляющее большинство из тех, с кем он встречался в России, обязательно ее вспоминали.

Оказавшись за границей, Буковский окончил Кембридж, получив специальность нейрофизиолога, и продолжал серьезно портить настроение советскому режиму: выступал против ввода войск в Афганистан, вел кампанию за бойкот Московской олимпиады, был одним из создателей и президентом международного антикоммунистического «Интернационала сопротивления».

С апреля 1991 года Буковский регулярно приезжал в СССР, а потом в Россию — но ожиданий в лояльности новой российской власти не оправдал. И потому не сделал никакой — ни государственной, ни общественной — карьеры. То, что он считал правильным, он поддерживал, то, с чем не соглашался — резко критиковал.

Буковский уважал Бориса Ельцина за то, что тот распустил СССР и запретил КПСС, — и критиковал его за то, что так и не состоялся суд над компартией, которого Буковский изо всех сил добивался.

После путча ГКЧП он пришел к российскому руководству и сказал: «Если вы не проведете своего рода Нюрнберга или его подобия, вы никогда этот режим не прикончите. Более того, коммунисты оживут.

Это ведь как раненый зверь. Подранка надо добить. Если вы его не добьете, он бросится вам на горло».

По словам Буковского, он уговорил провести этот суд всех ключевых членов команды Ельцина — кроме самого президента, который на это так и не решился. И это не позволило сломать систему, начать процесс раскаяния и очищения в обществе. Это не позволило провести люстрации — а если бы они были сделаны в 1992 году, говорил потом Буковский, «никакие Путины к власти бы не пришли». И уж точно, говорил Буковский, сегодня не шли бы споры о том, какой Сталин был «хороший менеджер», и никому бы в голову не пришло опять ставить ему памятники.

Буковский поддерживал многие политические решения Ельцина — но считал «безобразными» реформы Егора Гайдара.

Буковский решительно поддержал действия Ельцина осенью 1993 года, роспуск съезда народных депутатов и силовое разрешение конфликта — но подверг резкой критике «ельцинскую» Конституцию. Потом он говорил:

«Ельцин-то не вечен. Придет кто-то, кто этими невероятными полномочиями президента начнет пользоваться. Нельзя делать под конкретного политика конституцию».

Прошло шесть с половиной лет — и прогноз полностью оправдался. Как и другой прогноз Буковского, сделанный еще летом 1993 года, — он написал: «Демократия, как правило, для них означает не что иное, как хорошо контролируемую социалистическую «демократию», в то время как рыночная экономика означает для них в лучшем случае не что иное, как коррупцию. Поэтому в лучшем случае от них можно ожидать преследования любой частной инициативы или, в худшем, — оправдания своей собственной коррупции нуждами рыночной экономики. Короче говоря, если эти люди и способны что-либо создать, то, скорее всего, новую мафию на месте старой. Это тот самый третий путь, о котором они так любят говорить». Как в воду глядел.

И, конечно же, Буковский категорически осудил операцию «Преемник», когда Ельцин, по его словам, «передал власть нынешним гэбэшникам».

Потому что, как он говорил, «под конец у Ельцина была одна забота, чтобы обеспечить неприкосновенность себе и семье, иммунитет, и это могло обеспечить только КГБ»…

Не требует пояснений тот факт, что Буковский, на дух не переносивший тоталитаризм и любые попытки поставить государство выше общества, оказался в жесткой оппозиции к путинскому режиму и активно поддерживал оппозицию.

В 2007 году он поддержал «Яблоко» на выборах в Госдуму, а в 2008 году решил участвовать в президентских выборах. Его, выдвинутого инициативной группой, поддержало бюро «Яблока», — но ЦИК отказал ему в регистрации, так как он не проживал в России в течение последних десяти лет и не представил справку, что является писателем (сразу вспомнилось, как недавно в Петербурге для установки мемориальной доски потребовали справку, что Борис Стругацкий был писателем).

Буковский еще в 2007 году — до необъявленной войны с Грузией и задолго до Крыма — предупреждал, что «Запад ведет себя как с Гитлером примерно — это умиротворение. И это, конечно, только усиливает аппетиты в Кремле, они больше и больше получают подтверждение, что Запад сопротивляться не будет, что у него нет больше иммунитета, который был в холодную войну.

Буковский не уставал говорить — и возвращался к этому снова и снова во время наших встреч в Петербурге и Москве в 2007-2008 годах — о том, что российское ФСБ является прямым наследником КГБ, а пришедшие к власти чекисты — абсолютное и безусловное зло. А еще, видя растущее преклонение перед Путиным, он говорил, чем гражданин отличается от подданного: «гражданин наделен правами от рождения, а подданный получает их путем высочайшего соизволения».

О самом Путине Буковский отзывался как о «маленьком чиновнике КГБ, который из Дрездена, где он в то время находился, видел закат советской империи». По его словам, именно поэтому «для Путина этот крах стал «самой большой геополитической катастрофой ХХ века», хотя это был праздник, освобождение. Было бы легче восстановить Римскую империю, чем СССР».

Конечно, путинская власть его ненавидела. Конечно, она пыталась мстить.

Сначала — мелко: в 2014 году ему отказались обменять просроченный российский заграничный паспорт, якобы «не обнаружив заявление В.К. Буковского о приеме в российское гражданство и соответствующее решение по данному вопросу», хотя российское гражданство Буковскому было предоставлено указом президента Бориса Ельцина в 1992 году. Больше Буковский в Россию не приезжал. Потом начали мстить крупнее: вряд ли омрачивший последние годы жизни Буковского скандал с нелепыми обвинениями с «изготовлением детской порнографии» обошелся без участия российских спецслужб и их «агентов влияния» в Великобритании.

«Общество не осознало ни своей свободы, ни своей ответственности, а получив гласность сверху, в качестве подарка, так и не знало, на что бы такое употребить ее. Промучившись так с десяток лет, сами же и выбрали себе в правители привычных старых палачей, сразу же избавившись ото всех трудных вопросов», — напишет в сентябре 2007 года Буковский в предисловии к очередному изданию своей автобиографии «И возвращается ветер…».

И добавит: «Конечно, коль скоро в стране возрождается тирания, люди вновь задаются вопросом, что бы можно ей противопоставить. Вот только готово ли общество, — в большинстве своем отвергшее наши решения и тридцать, и двадцать, и десять лет назад, — принять их сейчас? Впрочем, разве мы когда-нибудь рассчитывали на победу? Да нет, мы просто выполняли свой долг.

Несчастная страна, где простая честность воспринимается в лучшем случае как героизм, в худшем — как психическое расстройство.

Горе тому народу, в котором иссякло чувство собственного достоинства. И если не найдется в той стране, у того народа хотя бы горстки людей, да хотя бы и одного, чтобы взять на себя их общий грех, никогда уже не вернется ветер на круги своя. По крайней мере, я так понимал свой долг, и поэтому ни о чем не жалею».

Ветер обязательно вернется, Владимир Константинович.

Ведь именно Вы говорили, что доказали формулу: «сравнительно небольшое количество людей решительных, отстаивающих свою точку зрения и протестующих, сопротивляющихся произволу, режиму репрессий, в конечном итоге неистребимы».

Оригинал публикации: «Новая газета».